Беседа с членкором Российской Академии Художеств, живописцем, сыном знаменитого скульптора Олега Комова
В усадьбе Гончаровых в посёлке Полотняный завод на Калужчине открыт новый комовский памятник, явивший нам молодых и счастливых Александра Пушкина и Наталью Гончарову: гений Комова продолжает свою великую Пушкиниану.
Искусство Олега Комова выдержало испытание временем. Спустя 30 лет после кончины ваятеля его творчество входит в программу изучения истории искусств в художественных вузах. Банкноту 1000 рублей украшает изображение его памятника Ярославу Мудрому. Его произведения «Стекло» (1958) и «Мальчик с собакой» (1965) по-прежнему открывают залы постоянной экспозиции 1950-1960 гг. в Третьяковской галерее.
В историю искусства Олег Комов буквально ворвался. Скульптура «Стекло», которую он изваял, будучи двадцатишестилетним студентом, сразу стала эмблемой эпохи. Её репродуцировали в журналах, фильмах, логотипах, везде. И армию поклонников мастер завоевал уже тогда. В одном из ключевых эпизодов знаменитого фильма В. Хуциева «Мне двадцать лет» герои на выставке в Манеже ходят вокруг скульптуры «Стекло» и на вопрос журналиста «какая картина вам понравилась больше всех», отвечают: «Не картина, а скульптура Олега Комова». Бывало ли такое, чтобы произведение столь молодого автора «с лёту» попадало в постоянную экспозицию главного музея страны!
— Илья Олегович, примите сердечные поздравления со столь значимым и отрадным событием — для вас, вашей семьи и всей культурной России! Действительно, самая драматическая судьба сложилась именно у этой работы вашего отца, которую в нынешнем юбилейном году, фактически в Пушкинский день рождения по старому стилю, открыли в Полотняном заводе.
— Режиссер фильма об отце Константин Антропов как-то заметил: «Олег Константинович, почему все ваши работы имеют трудную судьбу?»…
Тема любви шла рядом с ним на протяжении всего творческого пути отца. Если сравнить дипломную работу «Юность» с произведением, ставшим хронологически последним в его творчестве — памятником Пушкину и Гончаровой в Полотняном Заводе, отмечаешь сходство настроения и композиции. Но на защите в Суриковском институте она была обвинена в безыдейности и даже… в порнографии.
Отец был и знатоком, и исследователем истории. В юности работал с антропологом Герасимовым, участвовал в его раскопках и реконструкциях по черепам, включая небезызвестную — Ивана Грозного. Герасимов даже прочил его в свои преемники. Поэтому Пушкин у отца не стилизованный образ, а результат грамотного изучения портретного исторического материала.
Поэт был с ним с детства и… внушал ужас: муж сестры его бабушки Чаговец был литейщиком Опекушинского памятника, и огромная чёрная бронзовая модель стояла в углу квартиры, пугая будущего скульптора.
— Да уж, мистическая преемственность… А с чего началась знаменитая Пушкиниана Олега Комова?
— С кражи! В 1965 г. он создал композицию «Пушкин и Пущин», её выставили в Манеже. Когда пришло время забирать скульптуру, выяснилось, что её нет. Как говорил отец, впоследствии её видели на даче какого-то члена ЦК КПСС. Но автора запомнили. Когда пришло время для памятника Пушкину в селе Долна в Молдавии, а мэтры советской Пушкинианы отказались от не престижного, как им казалось, заказа, кто-то вспомнил автора композиции «Пушкин и Пущин». Он и выполнил заказ с маленьким гонораром.
В начале 1970-х г. по рисунку поэта «Пушкин и Онегин» отец создал небольшую чугунную композицию «Белые ночи». Энтузиасты из Твери во главе с предоблисполкома В. М. Бельченко загорелись желанием превратить её в памятник. Поскольку лимит на памятники в городе был исчерпан, её оформили как парковую скульптуру «Пушкин в дороге». С минимальным гонораром и без архитектора. Ни один архитектор не согласился работать даром. Пришлось привлечь жену-архитектора. Так возник семейный тандем скульптора и архитектора.
— Как сложилась судьба тверского шедевра?
— Памятник полюбился сразу. Но нашлись граждане, настучавшие в Москву. Прибыла строгая комиссия с заданием демонтировать нелегальный памятник. Но скульптура ей понравилась! И ей придали статус памятника.
С детства помню, как отец работал над исполненной драматизма станковой композицией «Пушкин и Гончарова» (1972, ГТГ). Она тоже — предтеча памятника в Полотняном Заводе. На излете перестройки, в конце 1980-х отец получил заказ от Министерства культуры СССР на создание памятника Пушкину и Гончаровой для имения Гончаровых Полотняный Завод.
Вначале это была динамичная композиция, получившая название «Пушкин и Гончарова в дороге». Сейчас она находится в собрании Государственного музея Пушкина.
Образ сложился, когда он понял: коль в Полотняном Заводе герои — у себя дома, в начале семейного счастья, их надо изобразить по-домашнему: Пушкина — в рубашке, а Натали в повседневном платье.
Следуя своему методу, мастер вначале исполнил скульптуру высотой 40 см, затем была слеплена переходная метровая модель. Её экспонировали на выставках как самостоятельное произведение. Указывая, что это модель будущего памятника. Все знали, что Комов над ним работает.
Поэтапный подход позволял скульптору в окончательном размере достигать полной свободы и острой эмоциональности произведения.
Работа была выполнена, гонорар от Минкульта получен. Оставалось отлить из бронзы и установить на выбранном и утвержденном месте. Открытие планировалось осенью 1991 г. Однако известные исторические события не только сорвали проект, но и перевернули жизнь всего нашего народа.
— И все проекты вслед за огромной страной полетели под откос…
— Помню, отец вместе с представителями общественности, в первую очередь, пушкинистами, обсуждал возможность установки памятника Пушкину и Гончаровой в Москве. Тогдашним московским властям было направлено предложение установить памятник или на Арбате, где музей, или перед церковью Большого Вознесения, где венчался Пушкин. При этом экономились бы средства, поскольку автор гонорар уже получил в 1991 г. Помню, как затем обсуждался отрицательный ответ властей. Нецелесообразно! В Москве уже, мол, есть один памятник Пушкину! На Тверской. Хватит!
Вскоре отец умер. В возрасте 62 лет. Семья, как и весь народ в 90-е, была занята выживанием. Но мама, постоянный соавтор отца, смогла завершить запущенные им проекты. Уже после его ухода были установлены памятники: павшим в Зимней войне в Финляндии в Суомуссалми, Андрею Рублёву во Владимире, Петру Первому в Азове, С. Рахманинову на Страстном бульваре в Москве. Не все работы, к сожалению, были закончены руками отца. Достаточно сравнить переходную модель памятника Рахманинову в полразмера из нашей мастерской, с памятником на Страстном бульваре. Он выполнен руками ученика, ставшего в наше время председателем Союза Художников России. При всём уважении к нему, вынужден констатировать, что разница более чем существенная.
В день открытия памятника Рахманинову в 1999 г. я раскрыл «Вечернюю Москву» и остолбенел, прочтя о том, что к 200-летию Пушкина в Москве будут открыты два (!) памятника Пушкину и Гончаровой. Других авторов. И на Арбате, и у Никитских ворот. Точно на тех местах, которые были указаны в предложении об установке памятника работы О. Комова.
— Это так по-«сальериански»! Антимоцарт. Вечная тема. И всё же им не удалось умертвить грандиозную идею посмертной ретрансляции, реализации послания мастера в будущее.
— К тому времени я уже успел сполна нахлебаться жизненного опыта, но этот цинизм изумил до крайности. На дворе были 90-е, и как нам объяснили коллеги, роковую роль сыграл отказ от гонорара.
Беда была не только в краже и тиражировании замысла и оформленной идеи, а в том, что отныне работа отца, будучи оригиналом, свою оригинальность утратила. Стоило где-то о ней заикнуться, как тут же следовал апперкот, что памятников Пушкину с Гончаровой уже полно, в одной Москве их даже два, ну, сколько же можно!
Все, кто приходил ко мне в мастерскую (после смерти отца её у Союза Художников арендую я), — известные писатели, народные артисты, политики, дипломаты, восторгались гипсовой моделью памятника и возмущались его судьбой.
Все эти годы мастерской, где хранится модель, угрожали то снос, то захват, то реновация. Наше здание, стоящее по соседству с известным торговым центром радиоэлектроники, вызывает аппетит у структур, далёких от искусства. Мы находимся в борьбе за её спасение, и были ситуации, когда всё висело буквально на волоске. Страшный сон — с бульдозером, сносящим здание вместе с хрупкой скульптурой, посещал почти еженощно. Вопрос об отливке и установке этой композиции стал вопросом её спасения.
Надежда блеснула в 2014 г., когда мой брат Алексей стал главным архитектором Евпатории, родины одного из наших прадедов. Мы выбрали место на пересечении улиц Пушкина и Гоголя, в сквере Литераторов, недалеко от набережной. Общественность поддержала. Алексей бесплатно сделал красивый архитектурный проект и, будучи отцом четырёх детей, из личных средств (а мы люди небогатые) оплатил изготовление форм для отливки из бронзы. Полагая, что это поможет сдвинуть проект. Но! Несмотря на этот шаг и, казалось бы, всеобщую поддержку, денег на реализацию никто не выделил и не пожертвовал. Модель осталась в мастерской, а формы рассыпались.
Когда мой брат стал главным архитектором Калуги, появился шанс поставить памятник в Калужской области, в том самом имении Гончаровых.
За 33 года Полотняный Завод преобразился. Заново построен храм, восстановлено здание усадьбы, ухожена территория. Вспомнить место, которое выбрали родители, было невозможно — мама ушла из жизни. Пришлось искать заново.
Общественность и власти поддержали идею поставить памятник О. Комова. Но всё опять уперлось в отсутствие средств. Ковид и военные обстоятельства в Новороссии перечеркивали наши с братом надежды. Однако утешительно говорил преподобный Серафим Вырицкий: «Не как ты хочешь, а как Бог даст».
И внезапно на Масленицу этого года мой новый друг бизнесмен Сергей Тарасов предложил финансовую помощь. Требуемая для реализации проекта сумма казалась совершенно недоступной, но руководитель одного из литейных ателье Александр Кардеев проникся его значимостью и предложил выполнить работы почти по себестоимости. Для экономии средств решили отливать без форм, прямо по модели. Такой подход предполагает утрату гипсовой модели, и требует особого мастерства.
Инвестор обещал взять на себя половину затрат. На наше счастье, 2024 год оказался годом 225-летия Пушкина. Руководство, в первую очередь областное Министерство культуры, поддержало быстро выполненный архитектурный проект Алексея Комова и взяло на себя благоустройство площадки. За две (!) недели надо было найти вторую половину суммы. Но «невозможное человекам возможно Богу». Почти ежедневно я ездил в Покровский монастырь к мощам Матроны Московской, в Петербурге, — на Смоленское кладбище к блаженной Ксении, в Тутаеве к архимандриту Павлу Груздеву.
И всё пришло в движение! Люди захотели, чтобы работа О. Комова, которой они восхищались эти годы, обрела жизнь. Поразительно, но мы с братом не только в срок собрали необходимые средства, но даже пришлось отказать тем, кто опоздал. Жертвовали и крупные, и небольшие суммы. Многие просили не указывать их участие, поскольку лишь «исполняют долг перед памятью великого мастера».
Мы благодарим фонд «Скульптор» и лично Виктора Вэскера с Григорием Ореховым, которые на энтузиазме юридически оформили сбор и перевод денег на литьё.
Это истинно народный памятник, созданный любовью людей. Начиная от скульптора и заканчивая рабочим, который клал плитку. Никто на нём не заработал. Мы бесплатно отдали модель. Алексей в дар сделал архитектурный проект. Инвесторы пожертвовали средства на литьё. Литейная мастерская отлила по цене, исключавшую прибыль. Ещё один инвестор изготовил в дар постамент.
— Какая замечательная современная история если не соборности, то согласия!
— Безусловно! Из бюджета деньги были потрачены только на фундамент постамента и плитку, которой была вымощена площадка перед памятником. И, как я знаю, эти средства были выделены на благоустройство территории музея до истории с памятником.
Открытие прошло очень духоподъёмно. И вице-спикер Госдумы Петр Толстой, и сенатор от Калужской области Анатолий Артамонов, и владыка Климент, и директора музеев Пушкина, и народный артист РФ Евгений Князев, в своих выступлениях говорили не только о Пушкине, но и о гении Олега Комова, создавшего блистательный монумент.
Ведь уровень современной монументальной скульптуры, чего греха таить, заметно упал, мы уже свыклись с тем, что отливается и заполоняет пространство. И вдруг — послание большого мастера из эпохи, когда ещё умели лепить.
— Илья Олегович, почему было выбрано именно это место для установки памятника?
— Конечно, эта работа достойна места в столице. Но отец очень любил устанавливать памятники в тихих, аутентичных уголках провинции. Его работы не требуют широкого пафоса. Предполагают диалог и уединение. Место в имении выбрано с учётом масштаба скульптуры, основного потока посетителей и … расположения коммуникаций. Нельзя не отметить новаторское решение архитектора Алексея Комова, который поставил памятник не навстречу зрителям, идущим с парковки — это было бы грубо. И не фронтально к входу в здание — тогда бы герои, напротив, стояли бы неуклюже, боком. Архитектор развернул памятник под углом, рассчитав градус. Это дает эффект приглашения при входе на площадку, и проводов — при выходе. Прекрасен постамент, и по пропорциям, и по цвету.
— Вы довольны профессиональным уровнем мастеров-исполнителей?
— Труженики литейной мастерской Александра Кардеева — настоящие мастера своего дела, преданные искусству. Качество литья отличное.
Хочется поблагодарить и тех, кто более 30 лет нас поддерживал морально. Вселял уверенность, что скульптура такого уровня не может просто так погибнуть, а рано или поздно будет обязательно отлита и установлена. Имена благотворителей, давших жизнь памятнику, высечены на специальной пластине на постаменте.
— Илья Олегович, вышеописанные события совпали по времени с выставкой вашей живописи, открывшейся в Петербурге. Вас нередко видели на улицах города работающим за мольбертом. Соотносилось ли это с событием в Полотняном заводе и с памятью об отце?
— Как-то я зашёл после работы в кафе. Разговорился с пожилым геологом. Стоило мне представиться, как он сразу выразил восхищение работами отца, начиная с той самой скульптуры «Стекло», которую помнил с юности, описал большинство памятников, многие из которых видел воочию. Эта случайная встреча — свидетельство того, что Олег Комов — он народный художник не по официальному званию, а по сути.
— Как наши федеральные телеканалы восприняли новость, столь нерядовую для отечественной культуры?
— По ТВ упомянули лишь вскользь, не назвав даже имени автора. Я был уверен, что Союз Художников России, которому отец отдал столько сил и где большинство членов правления ему лично обязано положением и карьерой, сформирует и пришлет на открытие официальную делегацию. Но у них не сложилось.
При этом наших коллег на открытии было много, они сочли необходимым отдать дань памяти и поэту, и скульптору. Немало и тех, кто, как скульптор Салават Щербаков, приезжают к памятнику спустя недели и месяцы после открытия…
— Возможно ли ждать следующего памятника работы бессмертного Комова?
— Теперь все его памятники установлены. Отдавать эскизы на увеличение коллегам не будем, потому что понять и повторить Комова невозможно, другой уровень. Заветное желание — отлить и установить переходную модель памятника Сергею Рахманинову, которую отец успел исполнить своими руками. Она сильнее законченного учеником большого варианта, что на Страстном бульваре.
— О чем еще мечтается семье Комовых, яркой творчески во всех поколениях?
— Создать достойную монографию об отце. Для защиты его наследия —придать мастерской мемориальный статус. Если планы воплотятся, то творческий путь Олега Комова будет завершен.
Беседовал Станислав Минаков
Фото из архива семьи Комовых
Свежие комментарии