Продолжаю публиковать субботние познавательно-увеселительные выдержки из моей книги «Устный иньглыщ», зародившейся здесь на АШ в виде забавной коротявки «Пындосский язык». В эту субботу мы узнаем, почему пындосы вытворяют нечто странное со своими языками, произнося букву «R». Это лишь один из множества вопросов, ответы на которые вы можете найти в моей книге «Устный иньглыщ». Итак...

---

Почему они рычат?

Звук «Р» в английском очень странный. Нормального звука «Р» в английском нет, а есть так называемый «ретро­флекс­ный полусмычный»: язык заворачивается кончи­ком вверх к гортани, оставляя просвет между кончиком языка и нёбом.

Это всё, что получается, если вы пытаетесь говорить, за­жав в зубах сигару. Такой звук также может спонтанно по­явить­ся после того как ортодонт установит вам нёбный бю­гель — проволочную штангу поперёк нёба. Не пугайтесь, мы так делать не будем!

Но если уж вам приспичило научиться странно рычать, то это можно осуществить с помощью простенького снаряда. На­зовём его, научности ради, «ротикулум». Это колечко с не­глу­бо­кой продольной лункой для нёбного шва установ­ленное на палочке. Кончик языка вставляется в колечко и палочкой дви­гается взад-вперёд по нёбному шву, одновре­менно производя звук «а». Занимайтесь так по несколько минут каждый день и максимум через месяц вы спонтанно зарычите как самый на­сто­ящий американец.

Этот «ретрофлексный полусмычный», с одной стороны, ред­костный в анналах науки трюк, а с другой — своеобразный де­фект речи, так как слога «ар», «эр» и «ор» таким образом выговорить ещё можно, а вот «ыр», «ир» и «ур» пре­вра­ща­ют­ся в двухсложные «ыэр», «иэр» и «уэр», так как звуки «ы», «и» и «у» с этой странной позицией языка несовме­стимы. Бедные, бедные пындосы! Как же тяжело ими быть! Но что же случилось, чтобы довести их до жизни такой?

Начать придётся издалека. Была когда-то давно Римская им­пе­рия и просуществовала она почти тысячу лет. Она об­воровывала все близлежащие страны и кормила за их счёт своё столичное население. Но постепенно земля стала ис­тощаться, а нахлебников в Риме расплодилось слишком много. Плюс иссякли золотые резервы. Римляне обменивали золото на китайский шёлк. Шёлковое исподнее помогает от вшиво­сти, а это была для римлян беда номер один. Они и парились, и волосы на теле выщипывали, и скребками друг друга об­ра­ба­ты­вали, и бань всюду понастроили и торчали в них целы­ми дня­ми. Но помогал на самом деле только шёлк.

Постепенно драгметаллы иссякли, а вши никуда не делись. И началась ужасная гиперинфляция и полнейший хаос. А тут ещё откуда ни возьмись случилось нашествие варваров и ве­ли­кое переселение народов. Пришлось Римскую империю сроч­но эвакуировать на восток и строить там Констан­тинополь, он же Царьград, который теперь Стамбул, где Римская (Ромей­ская) империя просуществовала ещё тысячу лет.

Итак, Рим благополучно перебазировался на восток, а на западе тем временем настали тёмные века. Старый, италий­ский Рим превратился в болото. Акведуки, приносившие в го­род воду с близлежащих гор, продолжали работать, а вот ка­на­лизацию чистить стало некому: рабы, которые её чисти­ли, ли­бо перемёрли, либо разбежались, и город затопило не­чисто­та­ми. Затем в этом фекальном болоте расплодились малярий­ные комары. Населению стало уже не до вшей и оно частично разбрелось куда глаза глядят, частично вымерло. Выжившие вла­чили жалкое существование, пася коз среди заросшего сор­ня­ками римского форума и сжигая мраморную облицовку двор­цов и статуи на известь.

А вокруг, в бывших римских провинциях, расселились вторг­нувшиеся туда варвары. Им довольно скоро стало тесно. По сравнению с бескрайними просторами Евразии, откуда их потеснили пришедшие им на смену племена, западная Европа мел­кая и ресурсы там скудные. И начали они друг с другом воевать. И воевали они друг с другом очень долго. Сперва у них всё было совсем плохо, но через несколько веков на­ча­лось возрождение. Население начало расти и остро встал во­прос: откуда им брать ресурсы, чтобы всех прокормить? Ре­сур­сов на всех и так не хватало, а оттого, что они всё время друг с другом воевали и друг друга грабили, богаче они в це­лом не становились.

И родился у них гениальный замысел: а что если пона­стро­ить кораблей и на них путешествовать по белу свету грабя и порабощая туземцев, основывая там и сям имперские вла­де­ния? То есть тот же Рим, но с заморскими владениями вместо европейских. В отличие от Рима, после многих веков не­пре­рыв­ных войн ни о каком европейском единстве не могло быть и речи.

Первыми за дело взялись португальцы. Они жили на самом западном краю Европы: дальше на запад от них только океан, а к востоку злобные испанцы. А потом подтянулись и ис­пан­цы, и голландцы, и французы. Потом и англичане под­клю­чи­лись, а под самый занавес колониальной эпохи и немцы с италь­янцами чуть-чуть в Африке повозились. И получилась у этих европейских варваров самая большая заморская империя за всю историю.

Теперь можно постепенно вернуться к главному для нас вопросу: почему англичане научились так странно рычать. Го­во­рили все эти новоиспечённые имперцы либо на ломаной ла­ты­ни, доставшейся им от римлян, либо, в случае голландцев, англичан и прочих германцев, на каком-то своём говоре. И встал вопрос: как научиться говорить так, чтобы наводить страх на туземцев по всему миру, а заодно безошибочно от­ли­чать своих от чужих.

Португальцы достигли нужного эффекта научившись страш­но шепелявить и картавить. Испанцы пошли другим пу­тём: они выработали пулемётную речь, выпаливая длинные дроб­ные тирады. Очень своеобразно поступили голландцы. Они жили на болотах и жгли торф, отчего они имели целый букет хронических респираторных заболеваний и без конца от­харкивались. И они научились использовать своё отхарки­вание как очень пугающий элемент речи. Вместо «гут таг» («добрый день») они научились говорить «ХХХут таХХХ», со­тря­сая воздух своим могучим хрипом.

Французы же тем временем научились очень убедительно картавить и одновременно гундосить, произнося половину глас­ных через нос. Это особый французский трюк, ради ко­то­ро­го надо держать фаринкс в полузакрытом положении, что­бы часть воздушного потока шла через нос. Носовая по­лость в качестве резонатора малоэффективна и кричать или громко петь сквозь нос физиологически невозможно. Так вот, слыша, как французы пытаются сквозь свои носы вы­кри­ки­вать ко­ман­ды на поле боя или петь свой гимн, враги ослабе­вали от сме­ха и не могли оказывать сопротивление. Это во многом и объ­я­сняет некоторые французские победы.

Немцам, чтобы звучать устрашающе, ничего особенного де­лать не приходилось. Им достаточно было щёлкать челюс­тя­ми как они привыкли. А вот поляки, в какой-то момент во­зо­мнившие себя империей, научились очень страшно пше­кать. Одни итальянцы не пытались кого-либо запугать каким-то сво­им лютым дефектом речи, но у них и империи-то тол­ком не было.

Англичане, только лишь замутив свою великую империю, научились рычать, что было действительно очень страшно. Они умудрились заменить нормальный звук [r], который есть в подавляющем большинстве языков, на ретрофлексный полу­смыч­ный звук, который лингвисты изображают при по­мощи фо­нетического символа [ɻ]. Слово «ретрофлексный» состоит из «ретро» (назад) и «флекс» (изгиб). Чтобы про­извести этот звук надо изогнуть кончик языка вверх и назад к гортани. А по­лу­смычный он потому что между языком и нёбом должен оставаться небольшой просвет, сквозь который проходит воздух.

Звук получается очень странный и необычный. Услышав его, туземцы, выходившие встречать белых господ-завое­ва­те­лей с букетами цветов и корзинками спелых фруктов, падали ниц и боялись пошевелиться, думая, что повстречали демонов, а завоеватели их убивали и порабощали почём зря.

Когда и каким образом этот звук возник в английском язы­ке уже никто не помнит, но он есть и на английский язык он по­влиял очень серьёзно. Из-за него множество различий в про­изношении было утрачено, а в написании они сохранились. Теперь всем, кто учит английский на латинице, приходится все эти различия без разницы зубрить, а научиться говорить на английском они не помогают вообще никак.

Как замена звука «Р» это ретрофлексное полусмычное, на­до сказать, работает не слишком хорошо. Ставим экспери­мент. Ради наглядности, берём весь набор русских гласных — «а», «о», «э», «и», «у», «ы» — и ставим после каждой из них «р», получая «ар», «ор», «эр», «ир», «ур», «ыр». Теперь заменяем «р» на «ɻ». Первые две — «аɻ» и «оɻ» — произнести ещё можно, а остальные — «эɻ», «иɻ», «уɻ» и «ыɻ» — ока­зы­ва­ются слишком неудобными и превращаются в стран­ную но­вую гласную, которую лингвисты обозначают сим­волом [ɝ] — повёрнутым греческим эпсилоном с при­рисованным к нему свинячим хвостиком.

Ради ещё большей наглядности, берём русские имена, по одному на каждую гласную, и смотрим, как англоязычные их коверкают. «Арсений» и «Борис» уцелевают: «Аɻсэ́ни», «Бóɻыс». А вот «Валерий», «Юрий» и «Ирма» теряют свои глас­ные и превращаются в невнятно звучащие «Валɝий», «Йɝий» и уж совсем неблагозвучную «ɝма».

Физиология человеческого речевого аппарата такова, что невозможно перестроиться внутри одного и того же слога пос­ле произнесения большинства гласных и быстро скрутить язык, чтобы издать звук «ɻ». С другой стороны, после этого зву­ка любую гласную издать физиологически возможно: про­из­носишь «ɻ», а затем язык стремительно распрямляется, что­бы произнести нужную гласную.

Таким образом, множество гласных, стоявших перед «Р» из английского языка просто выпало. Эти гласные остались в написании, а из живого, устного языка они исчезли. А на их мес­то встала новая, очень странная гласная «ɝ». И рычали они почём зря, и со своим невнятным, но мощным и устра­ша­ю­щим рыком завоевали полмира.

Затем, в 1776 году, группа помещиков-рабовладельцев и пиратов-судовладельцев в североамериканских колониях ре­ши­ла, что им больше не надо платить налоги в британскую каз­ну и по этому поводу произошла среди британцев и их ко­ло­нистов небольшая ссора. Её назвали американской рево­люцией и британцы проиграли её с позором. Правда, в 1812 году им удалось организовать под своим флагом армию негров и те спалили Белый дом в Вашингтоне и кое-чего ещё, но американские колонии империя всё равно утратила.

И тут среди британцев включился механизм психологической компенсации. Сработал он на языковом уровне. В Лон­до­не решили: пускай эти дикие американцы на своём диком за­па­де рычат как дикие звери, а мы больше рычать не будем. И ры­чать перестали... в основном. Вместо «ɝ» они начали вы­го­ва­ривать тот же звук, но без рычания, а в случае «аɻ» и «оɻ» просто тянуть «а» и «о» с важным видом. Но согласная «ɻ» у них так и осталась, поскольку нормально вы­говаривать «Р» они разучились навсегда и никакой логопед их уже не сможет исправить.

И вот что главное: то, что они перестали рычать, никак не по­могло вернуть исчезнувшие гласные в комбинациях «эɻ», «иɻ», «уɻ» и «ыɻ». Они просто превратились из «ɝ» в «ɜ» — свинячий хвостик отвалился. И вместо того, чтобы нагло и власт­но рычать как американцы, британцы начали надменно и чопорно блеять.

Вот как это можно описать в лицах. Смотрим на бри­тан­ский герб.

Внизу там написано на французском «Дьё э монг дрўа» — «Бог и моё право» так как британские монархи счи­тали себя помазанниками божьими, а государственный язык у них был французский. Слева на нём изображён лев и он ры­чит. А справа — мифическое животное единорог. Оно, пред­по­ложим, блеет. И вырисовывается стройная концепция: по­ло­вина англоязычных рычит, а половина блеет. По замыслу, это был когда-то шотландский единорог. Шотландия, знаете ли, родина единорогов, а Англия — львов. Может быть, вы этого не знали. Вот и я тоже не знал. И не знаю. Кроме того, всё как раз наоборот, поскольку у шотландцев со звуком «Р» всё в порядке, а вот англичане блеют. Но у единорога высунут язык и он скорее всего не рычит, а пытается выговорить «тне», просовывая язык между зубами и дуя. Но концепция всё равно стройная, бесспорно.

Теперь давайте определимся с терминами. Термины «ры­чать» и «блеять» звучат недостаточно научно. Если по-на­уч­но­му, то лингвисты и логопеды обозначают различные де­фек­ты речи и региональные особенности буквами гречес­кого ал­фа­вита: ламбдаизмы разные и ротацизмы. Так вот, английские акценты бывают, грубо говоря, двух видов: ротические и не­ро­ти­ческие. С эротикой это никак не связано, а связано это с греческой буквой Ро (ρ), звучащей по-гречески точь в точь как наша «Р». Соответственно, ротические рычат, а не­ро­ти­чес­кие блеют.

Принято думать, что американцы рычат, а британцы бле­ют, но на самом деле всё гораздо сложнее, так как в англо­языч­ных странах почти всё решает классовая принадлеж­ность. Таким образом, в Америке элита рычит, а плебс блеет, а в Британии всё наоборот: аристократы блеют, а плебс ры­чит. В случае британцев ещё можно понять, как такое могло возникнуть: раньше все рычали, а потом аристократы пе­ре­ста­ли рычать, а все остальные как рычали, так и рычат. А вот в Америке всё очень сложно и запутано и вторгаться в эти де­бри нам, пожалуй, вовсе не стоит.

Следует из всего этого лишь то, что все мы по-английски можем рычать, а ещё можем не рычать, но тогда придётся бле­ять. И встаёт вопрос: что же лучше, рычать или блеять? Объективно, блеянье повышает энтропию, так как единствен­ные уцелевшие комбинации «аɻ» и «оɻ» вырождаются в «а» и «о». И когда британцы пытаются нас убедить, что их Бибиси — это «нъюз соӑс» (источник новостей), то непонятно, что они имеют в виду: источник («сорс» от французского «сурс») или или же жирный пропагандистский соус («соӑс», от латин­ско­го «сальсус» — «солёный»).

Куда же деваются все эти оказавшиеся лишними звуки [ɻ] при переходе с рычания на блеянье? Может быть, они про­дол­жа­ют существовать в глубинах языкового сознания, но не звучат, как не звучит «л» в слове «солнце», но всплывает в слове «солнечный»? Может быть и здесь происходит что-то подобное? В качестве примера, берём слово «фаɻ» (далеко). Блеется оно как «фа», но стоит приставить к нему слово, начинающееся с гласной — например, «фаɻ эўэ́й» (что озна­ча­ет «далёкий» или «вдалеке»), то «ɻ» там снова тут как тут. Но есть и противоречащие этой гипотезе примеры. На­при­мер, бе­рём слово «айди́а» («идея»), в котором никакого намёка на «ɻ» не содержится, хоть рычи, хоть блей. Ставим после него сло­во, начинающееся с гласной; например, «оӑв», и получаем сре­ди рычащих «айди́а оӑв», а среди блеющих «айди́а-ɻ-оӑв». От­ку­да ни возьмись, там появляется «ɻ», причём только в не­ро­ти­ческих, блеющих версиях англий­ского. В рычащих версиях либо не возникает ничего, либо, при особо чётком про­из­но­ше­нии, появляется гортанная смычка [ʔ]: «айди́а-ʔ-оӑв».

Это свидетельствует о выпадении немых «ɻ» из языка и ком­пенсации этого процесса через совершенно иной фоно­ло­ги­ческий процесс. Называется он «эпентеза» и вызывает по­яв­ле­ние в составе слова дополнительного звука. Правило эпен­те­зы, в данном случае, приблизительно такое: если при переходе с одного слова на следующее идут две гласные подряд, встав­ля­ем между ними «ɻ». Это вторичный ком­пенсационный меха­низм: они в основном перестали рычать и уже не помнят, где надо рычать, а где не надо, и рычат где попало.

Рычать нам или блеять? С точки зрения ясности про­изношения, а также с точки зрения полноты знания устного язы­ка, лучше рычать нежели блеять. Но рычать как? Не­уже­ли нам необходимо ломать язык, научаясь его изгибать назад, формируя это странное ретрофлексное полусмычное? Нет, в этом нет никакой необходимости! Мы можем просто вы­го­ва­ри­вать «Р» так, как нам удобно и привычно. В этом мы мо­жем брать пример с шотландцев, которые ни рычать ни­когда не по­ры­вались, ни блеять, а говорят на английском со своим характерным раскатистым «Р», мало чем отличаю­щимся от русского.