Прямое продолжение текста «Неизбежность. Мальтузианские истоки либерализма и социализма» (https://aftershock.news/?q=node/1455880 ), в котором мы выясняли отчего либералы решили, что капитал важнее людей, и почему социалисты думают ровно наоборот. На этот раз речь пойдёт об их противостоянии и проблемах, с которыми они столкнулись при освоении своих сфер влияния.
Фашизм - либеральная идея для бедных
Едва появившись на свет, Советский Союз обрёл немалую популярность среди низших классов капиталистических стран, пробуждая волю к борьбе за права среди тех, кто согласно либеральной доктрине, в случае кризиса должен был быть принесён в жертву ради сохранения капитала. Это вызывало нескрываемую ненависть Запада, и хотя к царской России там тоже тёплых чувств не питали, на этот раз враждебность была намного более принципиальной. Коммунизм клеймили как страшнейшее из всех зол, и для западных стран это было действительно так. Капиталы оставались важнейшим их преимуществом, так что в свете зависимости от внешнего притока ресурсов, терять его было никак нельзя.
Возник вопрос, как отправить простой народ на войну с теми, кто олицетворял собой его надежду и открыто выступал за защиту интересов рабочего класса? Требовалась идеология, с одной стороны оправдывающая массовое уничтожение людей в интересах крупного капитала, а с другой - делающая такое уничтожение легитимным, полезным и безопасным в глазах обывателя. Нужна была либеральная идея для бедных, и вскоре она появилась на свет вполне естественным способом.
После окончания первой мировой войны, западная промышленность вернулась к гражданскому производству, что для капитала означало потерю военных прибылей и общее снижение объема заказов. Естественной, для либерального образа мысли, реакцией было снижение заработной платы сотрудников для увеличения конкурентоспособности производимых товаров. Одновременно, свободные деньги следовало активно вкладывать в акции и другие финансовые инструменты, чтобы обеспечить сохранность и рост крупного капитала, считавшегося залогом успеха и безопасности промышленно развитых стран.
Однако время колониальных захватов уже прошло и новых рынков для сбыта промышленных товаров взять было неоткуда. Падение экспорта необходимо было компенсировать на внутренних рынках, но этому препятствовала слабая покупательная способность населения, спровоцированная низкой стоимостью труда. Наступил кризис перепроизводства, особенно сильный в Германии, по условиям Версальского мира, обложенной ограничениями и репарациями, чья промышленность функционировала на заёмные средства, так что и без того убывающая прибыль уходила на сторону в виде процентов.
Избыток денег на рынке ценных бумаг, привёл к надуванию мыльного пузыря, схлопывание которого запустило мощнейший кризис, известный под названием Великой Депрессии. Под действием кризиса экспорт остановился и внутренний рынок Германии оказался завален товарами, которые было некому и не на что покупать. Безработица скакнула вверх, а следом за ней начался голод. Германия погружалась в хаос, выход из которого виделся в установлении диктатуры.
Крупные промышленники готовы были проспонсировать подавление угрожающих частной собственности социальных протестов и движений социалистического толка. На роль утверждающего либеральный порядок диктатора как нельзя лучше подходил Гитлер, обещавший провести трудовую мобилизацию, подразумевавшую существенное сокращение оплаты труда и полную зависимость работника от хозяина предприятия, а хозяина предприятия от правительства (в котором поддержавшие фашистов крупные промышленники, получили посты). Кроме того, он демонстрировал ненависть к коммунистам и даже грозился колонизировать «восточные территории», чем вызвал горячую симпатию либеральной Европы, на радостях простившей Германии существенную часть долгов и репараций.
Реализация программы трудовой мобилизации придала ускорение немецкой экономике, однако для финансирования этого роста активно использовались оборот денежных суррогатов, долговых обязательств и «налоговых освобождений», и конечно, денежная эмиссия. В результате, была создана внешне мощная, но в реальности неустойчивая, финансовая пирамида, оплатить долги которой могло только одно средство - война.
Англия и Франция, сами не знавшие, кто им нравится меньше? Гитлеровская Германия, агрессивная и смелая в своих устремлениях, но разделявшая «европейские ценности». Или Советский Союз, ведущий миролюбивые речи, но исповедующий категорически неприемлемые для Запада отношения с капиталом. Лучшим исходом для них казалась взаимная война между Германией и Россией, поэтому именно на неё была сделана главная ставка.
Вместо решительных действий в отношении стремительно вооружающейся фашистской Германии, «великие демократии» выбрали политику «умиротворения», то есть беспрепятственной уступки важных для военной промышленности и набора армии территорий. Итогом этой политики стала, освобождающая от упрёков в сотрудничестве с фашистами, оккупация большинства стран Европы и не видимое глазу (но громко воспетое после поражения Германии) героическое сопротивление оставшихся.
Мог ли Гитлер не начинать войны с СССР? Казалось бы, захватив большую часть Европы и убедившись в невмешательстве Англии, он имел возможность удовлетвориться достигнутым, навязав континенту товары немецкой промышленности и прибрав к рукам колонии. Однако вместо этого, он отправился ломать себе шею в России. Могло ли быть по-другому?
После Великой Депрессии стал очевидным тот факт, что тесная связь западных капиталов не позволяет спастись от кризиса путём их простого перераспределения. Смена собственника не прибавляет стоимости активам, не меняет стоимость производства или объём потребления, а значит не влияет на их дисбаланс. Практика либерализма подсказывала, что проблемы Запада следует решать за счёт колоний, но если колонизировать больше нечего, а делить заново то, что и так уже принадлежит крупному западному капиталу малоэффективно, значит есть только один выход - грабить тех, чья экономика связана с западной меньше всего.
Такой страной как раз и была Россия. Богатая ресурсами, слабо интегрированная в западную систему, ещё не завершившая индустриализацию. К тому же, катастрофическая неудача России в первой мировой, придавала немцам уверенности в своём успехе теперь, когда прочая Европа, вместо огня на поражение, готова была подносить им снаряды. Идеологические противоречия были лишь небрежно состряпанным оправданием, недоверие и страх перед сильной Россией тем более не причём, ведь, как показывает пакт Молотова-Риббентропа, западным лидерам Гитлер доверял ещё меньше. Однако реального выбора у него просто не было. Крупный к
апитал Германии привёл его к власти, фактически нанял, для защиты своих интересов. Крупный капитал Европы подготовил армии и дал в руки оружие. Нападение на СССР было последней попыткой вооруженного захвата колоний, и Гитлер сделал её, в полном соответствии с назначенной ему ролью.
К счастью, то, что выглядело беспроигрышным вариантом, на деле оказалось огромной ошибкой - поход на Восток закончился для объединённых европейских сил сокрушительным поражением, нанесённым им всем советским народом, который решительно отказался быть уничтоженным для спасения европейского капитала.
Советский Союз показал, что люди всё же могут быть важнее, чем капитал, и Западу пришлось принять поражение. Однако это вовсе не означало отказа от либеральной идеи.
Непримиримые соперники
После второй мировой войны расклад сил изменился. Мощь Красной Армии произвела неизгладимое впечатление на весь мир, а надежды на сверхоружие не оправдались. Успех СССР в разработке ядерной бомбы заставил Запад надолго забыть об идее военного уничтожения Русского государства. Требовалось найти способ совместного сосуществования, а точнее мирного соперничества, ведь вариант дружбы и сотрудничества не выглядел оптимальным для обеих сторон.
Учитывая потерю колоний, прежде служивших защитным клапаном для снятия «мальтузианского» напряжения, Запад опасался взрывов социального напряжения, порог возникновения которых снижался под действием социалистических идей, которым победа Союза лишь прибавила популярности. Для сохранения контроля над собственным населением, нужно было бороться с влиянием коммунизма, в том числе с помощью сознательного очернения, что было бы проблематично в условиях дружеских отношений. Советский Союз тоже нуждался в образе злокозненного врага, чтобы не допуская прекращения социальной мобилизации, сохранить высокие темпы развития.
Но самой главной причиной было взаимное недоверие, обусловленное для Запада, естественной для него, идеей всеобщей конкуренции и поглощения слабого сильным, а для России - всей прошлой историей. Недоверие заставляло стороны наращивать силовой потенциал, а усиление соперника вызывало ещё большие подозрения. Этот самосбывающийся прогноз подогревал взаимный антагонизм и не позволял надеяться на сотрудничество или установить добрососедские отношения.
Возникшее напряжение толкало Европу к консолидации вокруг самого богатого, а значит сильного с либеральной точки зрения, государства - Соединённых Штатов Америки. Того же требовало подорванное войной состояние экономики крупных европейских государств. В мире появились две сверхдержавы, обречённые на соперничество, угрожающее уничтожить планету в случае прямого вооружённого конфликта. Поэтому вместо войны друг с другом они начали борьбу за сферы влияния, так или иначе охватившие всю планету, и велась она различными способами.
Неоколониализм и социалистический способ «освоения территорий»
Либеральный принцип требовал от Запада использовать свою сферу влияния для выноса туда проблем «цивилизованного» центра, но колониальный формат освоения уже устарел и требовал основательного пересмотра. Вместо прямого контроля, провоцирующего на сопротивление, и требующего всё более существенных военных расходов, Запад применил уже известное ему средство - финансовую зависимость.
Для этого, он использовал внутренние для государства силы, всячески поддерживая их приход к власти в интересующей его стране. Поначалу, чаще использовался вооружённый переворот, но позднее, Запад перешёл к более «демократичному» варианту, заключавшемуся в организации внутренних беспорядков, принуждении легитимной власти к отставке, и проведении выборов под бдительным присмотром «независимых» наблюдателей. Как бы то ни было, у руля оказывались люди, с одной стороны находящиеся «в долгу» у Запада, а с другой - вынужденные демонстрировать видимые экономические результаты. Для этого им нужны были деньги и Запад готов был помочь кредитами на условиях либерализации, обеспечивающей западным же компаниям лёгкий доступ к самым лакомым частям экономики. Попутно уничтожались «неконкурентоспособные» отрасли производства, место которых занимал дешёвый импорт из стран западного блока.
В результате, страна обзаводилась рядом крупных производств, огромными долгами и зависимостью от контролируемых Западом поставщиков и рынков сбыта. Чтобы иметь возможность оплачивать импорт и полученные кредиты, нужно было обеспечить беспроблемную работу новоиспечённых предприятий. Но цены, по которым их продукция уходила на экспорт, диктовал рынок, то есть контролирующий его Запад. Фактически это означало, что страна превращалась в «колонию», поставляющую Западу трудовые и физические ресурсы, необходимые для работы созданных им предприятий, а взамен получающий неубывающие долги и островки изобилия, созданные вокруг сидящих на денежных потоках представителей элит и спекулянтов.
При этом все расходы по защите интересов Запада оплачивались правительством страны-донора, в том числе на те самые кредитные средства. Получалось, что потраченная на захват экономики сумма почти полностью оставалась на балансе западных банков в виде долгов, которые в свою очередь служили основой для выпуска ценных бумаг, а те перепродавались пенсионным, частным и государственным фондам, то есть деньги возвращались обратно в банки. Таким образом достигался результат как минимум сопоставимый с колониальной практикой, но обходился он значительно дешевле и выглядел намного более цивилизованным, чем раньше. Нужно заметить, что при такой схеме уровень жизни «простых» граждан вполне мог немного расти (как правило, за счёт появления новых товаров, ранее недоступных из-за внешних или внутренних торговых ограничений), что только добавляло ей популярности.
Советский Союз действовал принципиально иначе. Не испытывая серьёзного недостатка в ресурсах, он нуждался в лояльных союзниках и буферной зоне на случай новой атаки спонсируемых Западом сил. К тому же расширение зоны советского влияния сокращало кормовую базу и потенциальную численность войск противника, что также снижало вероятность агрессии против России. Другими словами, при создании советского блока соображения безопасности играли более важную роль, чем экономические мотивы.
И всё же, переход государств на советскую сторону предполагал политическую, военную и экономическую интеграцию, в 
частности, включение в контур советского товарооборота, а значит активизацию сырьевого, гражданского и военного экспорта со стороны СССР. Возник вопрос: что новые сателлиты могут предложить в обмен на наши товары? Вариантов ответа не так уж и много - собственные товары, ресурсы или деньги (лояльность в расчёт не берём - этот товар хорош только при сдельной оплате или при отсутствии других покупателей). Деньги сами по себе ценности не имеют, если на них нечего купить, следовательно, адекватным средством расчёта могли быть только рубли или валюта тех стран, у которых было, что предложить Союзу в смысле товаров или ресурсов. В сравнении со странами Запада, СССР имел значительные запасы природных ресурсов, но суммарная производительность его промышленности была более скромной, поэтому наиболее привлекательным вариантом становились товары.
Для их производства требовались современные предприятия, которые были далеко не у всех присоединяющихся. Их строительство или модернизацию брал на себя Советский Союз, ожидая, что вложенные средства вернутся назад в виде товаров, востребованных на рынке социалистического блока. Таким образом, советская и западная схемы «освоения» территорий были в общем похожи. И та, и другая тратили собственные средства на создание важных промышленных объектов, в дальнейшем используя трудовые и другие доступные ресурсы присоединяемых государств. И обе они не защищали от мальтузианского дисбаланса.
Проблемы освоения территорий
Либеральный подход заставлял производить всё больше и больше денег на раздачу кредитов, из-за чего они оторвались от реального обеспечения (золото, земля и т.п) и оказались привязаны к долгу. И хотя в конечном смысле за долгом стояли физические активы, то есть построенные на эти кредиты объекты и предприятия, их стоимость перестала соответствовать объему выданных под них обязательств.
Кроме того, в погоне за дешёвым трудом, производственные площадки переносились в «колонии» (колонии нового «долгового» типа), отчего западная экономика начала терять свою физическую составляющую, а население покупательную способность, что грозило кризисом перепроизводства. В том случае, если бы потребительский спрос упал достаточно сильно, пришлось бы массово останавливать предприятия, что грозило бы просрочкой кредитных платежей и обрушением долговой пирамиды, вместе с поддерживаемым ей либеральным миропорядком.
В качестве «лекарства» от этой напасти Запад использовал масштабное кредитование населения, то есть опять же эмиссию денег (ещё пришлось сделать товары недолговечными, но более яркими и привлекательными для покупателя, чему потом так завидовали советские граждане). Такое лечение устраняло симптомы, но усиливало болезнь. Запад отчаянно нуждался в мощном притоке дешёвых ресурсов, чтобы покрыть ими не обеспеченные реальной экономикой обязательства. И получить их можно было только разграблением неосвоенных западным капиталом территорий, то есть Советского блока.
СССР столкнулся с противоположной проблемой. Вкладывая средства в развитие присоединяемых территорий, он рассчитывал вернуть их в будущем в виде товаров для рынка социалистических стран. Однако, связанный слишком частыми разговорами о равенстве, СССР не использовал привычной для Запада долговой удавки, и более того воспроизводил для них собственную систему социального обеспечения. Заработанная тяжелым трудом сталинских пятилеток, она зачастую доставалась новичкам советского блока без всяких усилий, что дополнительно увеличивало нагрузку на бюджет. До момента выхода на окупаемость построенных для покрытия товарного импорта предприятий, эти проекты активно дотировались из бюджета Советского Союза, что тормозило модернизацию собственных производств и сказывалось на доходах населения.
Таким образом, возникало отставание в ассортименте, качестве и количестве выпускаемых внутри СССР товаров, особенно в категории массового спроса. Это негативным образом отражалось на настроениях населения и элит, часть из которых к тому же мечтала о привилегированном положении, как на Западе. Появились диссидентские движения, доходящие до преклонения перед Западом, особенно сильные в околокультурной среде, и хотя говорить о кризисе государственности нельзя, лояльность всех слоёв общества неуклонно снижалась.
Гонка вооружений, а также необходимость содержать большое количество боеспособных войск (усугубившаяся для СССР после установления партнёрских отношений между США и Китаем) оттягивали на себя немалую часть ресурсов, подталкивая рост цен на Западе и усиливая недостаток производственных мощностей в советском блоке. Соперничество сверхдержав поставило их на грань истощения, причём выход из положения советская сторона видела в уменьшении военных расходов и снятия с баланса ряда дотационных союзников, а американская в присвоении чужих богатств.
Советский Союз должен был провести разумную либерализацию своей экономики, в виде отказа от некоторых социальных обязательств и переноса части расходов на плечи союзных государств и республик, что было не так-то просто сделать в условиях ослабления лояльности элит и граждан, а также необходимости военного сдерживания. Таким образом идея разрядки отношений с Западом подкупала дешевизной и внешним миролюбием, но как мы теперь знаем была абсолютно ошибочной.
Вряд ли можно считать, что советские правители были настолько наивны, чтобы не заметить подвоха или забыть о методах, используемых противной стороной, но случилось то, что случилось. Вместо умеренного сокращения государственных обязательств, произошёл демонтаж всего Советского Блока и вслед за ним СССР, проведённый по самому жёсткому сценарию неоколониального (финансового) захвата. Ликующий Запад объявил о своей победе в холодной войне и наступлении конца истории, но счастье его было недолгим.
Конец истории и её продолжение
Конец истории не состоялся. Запад, окрылённый своей победой, принялся с утроенной энергией делать то же, что делал раньше - печатать деньги и обменивать их на ресурсы. Да, дела с обеспечением теперь обстояли значительно лучше, но с учётом продолжения политики надувания долговых пузырей, надолго его хватить не могло. Это было ни что иное как борьба с собственным будущим, но реальной возможности отказаться от этой практики Запад практически не имел.
По правилам неоколониализма Запад получает не ресурсы, а лишь право на их использование, поэтому пока они остаются востребованы за них нужно платить. Сначала в виде кредита, а затем как за поставки товара. При этом погашение кредита грозит завершением колониального статуса и пересмотром отпускных цен, а кредитный дефолт - чередой банкротств, связанных с отзывом выпущенных под него обязательств. Решать эти проблемы можно или оружием (что не везде работает и порой связано с высокими издержками) или деньгами, которые нужно печатать, то есть занимать у инвесторов, а значит увеличивать снежный ком долга.
Удержать кредит в рамках между выплатой и дефолтом задача достаточно сложная, особенно в масштабах целых государств, поэтому время от времени неоколониальная схема давала сбой, следствием которого неизменно становилось увеличение долговой нагрузки. Правда в отсутствие геополитических конкурентов, Запад мог не слишком переживать за своё благополучие, ведь то, что не хотели отдавать «в долг», почти всегда можно было взять силой. Но ничто не бывает вечным.
Россия и Китай, сумевшие выйти из-под кредитного гнёта и скопить собственные капиталы, попытались стать полноправными партнёрами Европы и США, с чем Запад оказался категорически не согласен. Пирамида долга и так давит на него слишком сильно, поэтому дополнительные партнёры ему не нужны (скорее наоборот приходит время избавляться от старых, что вполне прослеживается в нынешних отношениях США и Европы).
С каждым годом функционирования глобальной либеральной системы обслуживание государственных долгов обходится Западу всё дороже. Необходимость продолжать выплаты по бумагам будут опустошать бюджеты западных государств, что потребует сокращения расходов на социальное обеспечение. Лишившись социальных гарантий их население будет вынуждено тратить больше средств на повседневные нужды (пропитание, медицина, коммунальные платежи и прочее) и сократить потребление товаров, не относящихся к категории первой необходимости. Это вызовет торможение производств и логистики входящих в глобалистскую «цепочку поставок», а значит проблемы с выплатой по кредитам, что обернётся банкротством владельцев или необходимостью реструктуризации. И то, и другое означает пересмотр и даже остановку платежей по выпущенным под залог этих кредитов обязательствам и последующий каскад дефолтов держателей долга. Чтобы остановить его требуются субсидии, а значит расширение масштабов государственного долга и тяжести вызванных им проблем. Чем более сложной становится ситуация в западной экономике, тем труднее найти инвесторов, готовых покупать западные облигации, спасая долговую пирамиду от неминуемого обрушения.
Если в ближайшие годы Запад не сможет наполнить свои «нарисованные» обязательства реальным обеспечением, то есть присвоить 
большой объем чужих ресурсов, человечеству грозит кризис, чей потенциал разрушения вполне сопоставим с войной. И на этот раз, его эпицентром станут не «далёкие и малозначительные» колонии, а территория самого Запада. Исходя из того, что попытки запугивания и обмана, предпринятые против России и Китая, на сегодняшний день не увенчались успехом, перед Западом всё более отчётливо вырисовывается печальный выбор: или война против Востока за сохранение глобального доминирования, или ожидание внутренней войны за выживание.
Запад нуждается в новом ресурсном доноре, за счёт которого можно было бы решить накопившиеся проблемы, и в отсутствие «добровольцев» вынужден переходить к силе, отправляя на убой заряженных фашистской идеологией бедняков. Понимая это, Россия и Китай в последние годы значительно увеличили свой военный потенциал, но вопросы «кто победит?» и даже «переживёт ли этот конфликт человечество?» очевидного ответа пока не имеют.
Не ясно также, какие подходы будут выбраны для развития и освоения территорий основными игроками в случае разделения мира на регионы. Либеральный подход основан на экспорте мальтузианского кризиса за пределы территории центра, а потому нуждается в постоянном расширении зоны влияния, что проблематично в условиях замкнутых контуров будущих регионов. Социализм, напротив, опирается на собственные ресурсы, но требует разработки новых эффективных методов борьбы с внутренним и внешним паразитизмом, без которых имеет сомнительную устойчивость.
Если для Запада и Китая, испытывающих недостаток ресурсов, более предпочтительным выглядит путь либерализма, то для России всё не так однозначно. Имея значительно более слабую промышленность и столкнувшись с нехваткой квалифицированных кадров, она нуждается в технологическом рывке, чтобы организовать высокотехнологичный товарный экспорт, без которого либеральный метод будет играть против неё. Но чтобы его совершить в условиях ограниченного рынка сбыта, и соответственно, низкой или даже отрицательной рентабельности, понадобится масштабное государственное субсидирование, что в общем-то ставит под сомнение целесообразность поддержки крупного частного капитала.
В деле освоения включаемых в Русский регион территорий, также нет полной уверенности в работоспособности либерального метода. Богатая собственными ресурсами Россия испытывает потребность главным образом в рабочих руках, а значит схема «товары в обмен на ресурсы» нуждается в корректировке. Более реальным выглядит обмен высокотехнологичных товаров на трудоёмкие, а значит придётся спонсировать создание или перенос предприятий за пределы России, при этом работать они будут на наших природных ресурсах. Это уже не очень похоже на либеральный подход, но, будем надеяться, до спонсирования чужой социалки дело всё-таки не дойдёт.
Вероятнее всего, нужно будет искать новые решения объединяющие достоинства обоих методов и по возможности исключающие их недостатки. Возможно ли это - покажет время.
Хотелось бы узнать мнение разумных людей относительно того, какую модель должна использовать Россия во внутренних отношениях и в деле «освоения» присоединяемых территорий - либерализм, социализм или их комбинацию? А может быть нечто принципиально другое?
Свежие комментарии