Скромность повелителя Евразии

Нет, речь не о Сталине. Дело было почти за 700 лет до него. Звали героя данной заметки Мэнгу-кааном (1208 - 1259), был он внуком Чингисхана и с 1251 г. являлся кааном Монгольской империи (четвертым по счету). При нем империя достигла апогея своего могущества, власть каана простиралась от Балкан на западе и до Кореи на востоке.

А еще при нем земли более половины Китая уже принадлежали империи, а Мэнгу начал завоевание последней китайской империи Южная Сун (владела примерно 40% земель собственно Китая) в 1257 г. и достиг многих успехов в завоеваниях ее окраин (таких как Сычуань и Юньнань), но это дело остановилось с его смертью 11 августа 1259 г. в осадном лагере монголов у укреплений сунцев в горах Дяоюйшань (так что дело полного завоевания Китая завершил уже его младший брат Хубилай — через 16-18 лет).

Наверное именно из-за увлеченности делами завоевания Китая, Мэнгу-каан неплохо узнал и историю этой страны и ее особенности. Вполне возможно он знал поговорку китайцев насчет улыбки красавицы, что может погубить империю. Ведь сам Мэнгу действительно "проявлял скромность в быту" (в том числе по отношению к женскому полу), о чем будет дальнейший рассказ. Собственно, упомянутая поговорка отражала реальную историю Китая, когда (по общепризнанному в китайском народе мнению) красавица Ян Юй-хуань, получившая от танского императора звание 貴妃 гуйфэй "драгоценная жена" (что стало ее именем — Ян Гуй-фэй), довела империю Тан (618 - 907 гг.) до фактического краха. Но это уже отдельная история.

Современное представление китайцев об Ян Гуй-фэй по данным китайской сетевой энциклопедии Байду (раздел картинок, так что явно взято из какой-то дорамы КНР)

Вернемся к Мэнгу-каану и его качествам, личным и государственным.

В цзюани 3 династийной истории Юань ши (там находятся анналы правления Мэнгу-каана) есть один интересный фрагмент, смысл которого не вполне ясен. Но моя работа над его переводом и комментированием прояснила дело.

Точнее, стало понятно, что это передача одного из так называемых биликов великого хана, высказанных им по конкретному случаю, который ему пришлось разбирать в ходе отправления судебных или государственных дел. Подобные билики, например, в большом числе приведены у Рашид ад-Дина (1248 - 1318), который (напомню) был визирем у монгольских ильханов Ирана — они есть в специальных главках его Джами ат-таварих, посвященных описанию личных и государственных качеств каждого из описываемых им великих ханов.

Но обстоятельства дела, по которому был высказан данный билик Мэнгу-каана, из самого текста Юань ши никак не выясняются — китайскими авторами Юань ши он был использован лишь для оттенения государственной мудрости как самого правителя, так и его мудрого министра, что вполне в духе конфуцианских воззрений китайских ученых, писавших Юань ши.

Приведу текст этого фрагмента в моем переводе, он относится к записям событий правления Мэнгу в период ноября-декабря 1257 г.:

«Уйгуры преподнесли [Мэнгу] хрустальный таз, зонт с жемчугами и прочие вещи, которые можно было точно [оценить] в более чем 30 000 дин. Государь сказал так: "Прямо сейчас народ страдает от скудости в деньгах. И когда столько нуждающихся в этих ваших ценностях, то зачем они мне одному?" и отверг это [подношение]. Саид-ал-джи [Шамсаддин] подал мнение на этот счет и государь, отдавая должное его прямоте, на будущее дал запрещение, чтобы не было опять таких подношений».

Задумавшись что же все-таки послужило поводом для всего дела (между прочим весьма крупного — упомянутые 30 тысяч дин эквивалентны примерно 50 тоннам серебра), которое донесено нам китайскими авторами Юань ши в таком неясном виде, я вдруг вспомнил интересный случай в книге Марко Поло, который тоже касался уйгур, точнее тех из них, что проживали в оазисе Хами (Камул у Марко Поло). Вот как он описан в его "Книге":

«Гостям-иноземцам всегда очень рады; женам приказывают исполнять все желания иноземца; сами уйдут по своим делам и дня два-три домой не приходят, а гость там что пожелает, то и делает с женою; спит с нею как бы со своею женою; поживает в свое удовольствие. И в этом городе и в этой области жены любятся так, а мужья не стыдятся. Жены и красивы, и веселы, и любят потешиться.

Случилось, когда еще царствовал Мангу-хан, татарский царь, узнал он, как в Камуле отдают жен иноземцам, и приказал он, чтобы никто не смел под страхом наказания принимать к себе в гости иноземцев. Узнали в Камуле тот приказ и очень огорчились, собрались на совет и вот что порешили: взяли большие подарки, понесли их к Мангу-хану и стали его просить, чтобы позволил им жить, как деды завещали, а деды им говорили, что боги их любят за то, что иноземцам они отдают и жен, и всякое доброе, и хлеба у них оттого много, и всякий труд спорится. Услышал это Мангу-хан и сказал: хотите срамиться, так живите по-своему, и согласился, чтобы жили они по-своему. И держались они всегда этого обычая, и поныне держатся». (глава LIX).

Так вот похоже, что те уйгуры, которые преподнесли по Юань ши Мэнгу-каану подарки на 30 000 дин и те, что "взяли большие дары" на решение проблемы с отменой запрета на веселых жонок в уйгурской области Хами, это одни и те же люди. 

Все это хорошо коррелирует с тем эпилогом-эпитафией в конце анналов Мэнгу-каана в цз. 3 Юань ши (традиционно в китайских династийных историях анналы правлений завершались, после описания смерти и похорон императора, подобным эпилогом-эпитафией). Там также подчеркивается скромность Мэнгу-каана в личных делах и одновременно большая строгость  и требовательность в делах государственных.