Владимир Путин, президент России (выступая на сессии Петербургского международного экономического форума)
«Не думаю, что это (приватизация в 1990-е годы. — РБК) целенаправленно делалось с какими-то криминальными целями. Во многом это было ошибочно, было основано на мнении экономистов с мировым именем, в том числе и русского происхождения, которые говорили о том, что нужно приватизировать все что угодно и как можно быстрее, и не важно, за что, — хоть за один доллар.
Главное, чтобы это оказалось в руках эффективных собственников, которым государство быть не может. Жизнь показала, что в нашей стране и в тех условиях, в которых мы жили и живем сейчас, все-таки это, мягко говоря, неточный подход для получения максимального результата и максимальной эффективности. Оказалось, что и государство может быть эффективным собственником и во многих случаях это демонстрирует, особенно в таких отраслях, которые связаны с большими вложениями, с большими инвестициями.
Поскольку на тот период времени ни у кого не было инвестиций, вот тогда возникали всякие жульнические схемы, когда в ходе лжеприватизации, на самом деле хищения государственного имущества, брали деньги у государственных банков, платили в тридешево за какой-то актив, а потом от работы этого актива возвращали или даже не возвращали взятые у госбанков кредиты. Вот это хищение!
Когда речь идет пусть не о неправильных с экономической точки зрения, но все-таки легальных решениях, связанных с приватизацией, я бы это вообще не трогал. Прокуратура занимается только вопросами, связанными с криминальным характером приватизации госимущества».
«Но здесь должны быть какие-то здравые ограничительные линии, и мы об этом с представителями бизнеса говорим, обсуждаем. Я вообще сторонник того, чтобы принять соответствующее решение даже не на уровне указа президента либо постановления правительства, а на уровне закона. Мы сейчас с коллегами из бизнеса думаем об этом совместно, и думаю, что найдем это решение».
Игорь Краснов, генпрокурор России
«Я бы не стал сейчас говорить про конкретный временной период: 1990-е годы, 2000-е. Не в этом суть. Суть в том, что мы реагируем на допущенные нарушения закона, создающие угрозу национальной безопасности и экономическому суверенитету страны. Эта работа носит комплексный характер. Проверки проводились на стратегических предприятиях, конечные владельцы которых причинили ущерб интересам нашего государства, осуществляя целенаправленные действия по снижению потенциала производства, сокращению необходимых площадей, распродаже ценного оборудования. Получаемые доходы на модернизацию и развитие заводов не направляли, социальные обязательства не исполняли».
«Никакого пересмотра итогов приватизации нет. Наша исковая работа не затрагивает добросовестных собственников приватизированных предприятий. Иски предъявляются лишь в тех случаях, когда ответчики нанесли прямой ущерб безопасности страны и национальным интересам».
Журналисты РБК спросили бизнесменов и экспертов: какие условия должны сложиться, чтобы раз и навсегда перевернуть страницу приватизации 1990-х? Каким для этого может быть решение, способное удовлетворить и власть, и общество, и бизнес?
Андрей Костин, председатель правления ВТБ
«Я пока не вижу перспективы какой-то глобальной национализации, это все-таки отдельные случаи, и они не относятся к крупнейшим предприятиям отрасли, скажем так. Не затрагивались залоговые аукционы, которые проводились на предприятиях. Поэтому я пока считаю, что это такие случаи достаточно эксклюзивные. И президент не раз заявлял о том, что он не поддерживает национализацию. Нужны ли какие-то правовые, законодательные меры? Может быть, это было бы неплохо, признать это законодательно, что есть срок давности, который нельзя пересматривать. Конечно, это не очень полезно для бизнеса, но я все-таки считаю, что пока по этому поводу не надо сильно переживать, как политики государства такого не будет. Но это надо, конечно, поправлять, исправлять те случаи, которые имеются».
Андрей Никитин, губернатор Новгородской области
«Я думаю, эти условия уже сложились. Сегодня ключевое пожелание общества к людям, которые участвовали в приватизации, к бизнесу — тратить деньги в своей стране, на экономику страны, участвовать в социальной жизни регионов. Это обычные понятные вещи. Хочу привести пример: когда человек строит дом в России, он дает работу и каменщикам, и мебельщикам, и другим специалистам. Я говорю о том, что даже когда богатые люди тратят средства на личные цели внутри страны, они тратят их на интересы нашей экономики. Здесь стратегически важно понимание этой задачи со стороны всех инстанций — власти, общества и бизнеса».
Игорь Артемьев, президент Санкт-Петербургской международной товарно-сырьевой биржи
«Я бы сказал, что приватизаторы должны заплатить приватизационный налог. Если они не хотят, чтобы бесконечным образом продолжалась эта история, которую, к сожалению, мы сейчас наблюдаем — и я с очень большим опасением думаю, что, не дай Бог, это будет дальше эскалироваться. Мне кажется, что эта история должна решиться консенсусом между теми, кто получил государственное имущество, и всем остальным обществом. Скорее всего, через какой-то налог, который, наверное, тоже пойдет в социальную сферу. На нужды этих людей. Чтобы они не считали себя ограбленными».
Алексей Репик, председатель «Деловой России»
«Вместе подумать. Многие говорят: а давайте все признаем, что все было по-честному. Я не согласен. Вопрос в том, что нужно говорить, наверное, о справедливости отношения к тем, кто добросовестно купил приватизированный актив. Но опять же, во-первых, это требует определенного разговора и диалога. Во-вторых, я честно могу сказать, что не участвовал в приватизации, может быть, в силу возраста. Мы сделали достаточно крутую компанию в свое время (Репик — основатель фармацевтической группы компаний «Р-фарм». — РБК). И если посмотреть на моих товарищей в «Деловой России», то в основном это те, кто за последние 25 лет с нуля что-то сделал. Их доля становится больше. Когда-то, когда создавались «Деловая Россия» и «Опора России», РСПП [Российский союз промышленников и предпринимателей] уже был. И в РСПП были у нас как раз те, кто все приватизировал, а мы были как бы типа маленькие, средние. Средние за это время подросли.
Вопрос в том, кто генерит добавленную стоимость. Если компания была приватизирована, и как бы она ни была приватизирована, если из нее сделали конфетку, надо учесть, конечно, каким-то образом эти усилия. А если кто-то просто что-то хапнул и доит, я к ним уважения не испытываю. Защита их интересов под предлогом сохранения частной собственности и ее неприкосновенности для меня оскорбительны. Потому что меня — создавшего самостоятельно что-то — приравнивают к тому, кто — не хочу говорить слово «украл» — приватизировал, воспользовавшись каким-то административным ресурсом или еще как-то. Это далеко не относится ко всем, но такие кейсы есть.
И есть кейсы, когда кто-то что-то приватизировал, и имущество сейчас стоит и блокирует развитие целых кластеров вокруг себя. У нас есть активы региональные в центре городов, что называется, рядом с местным кремлем — многогектарные трущобы с крысами размером с поросенка, которые бегают. Что это? «А в свое время их приватизировали в 1990-е местные бандиты, из них половину перестреляли, остальные уехали, и сейчас сдают всем за рубль». Но это местное имущество, которое должно вносить вклад в развитие страны».
Виктор Линник, президент «Мираторга»
«Надо просто сделать временную отсечку — может быть, 20–30 лет — и все, что до этого было, прекращать постоянно поднимать. Неправильно постоянно там выискивать что-то, если это, конечно, не связано с такими тяжкими уголовными преступлениями, как убийство. Если 20 лет нормально работали, зачем поднимать вопрос о том, кто, как и что приватизировал в какой-то момент».
Владимир Солодов, губернатор Камчатского края
«Тут, наверное, дело не в решении, а в общественном договоре и консенсусе относительно справедливости тех процессов, которые есть. Самое главное, мне кажется, не задекларировать что-то, не утвердить что-то декретом, а таким образом построить взаимодействие бизнеса и общества, чтобы все были уверены, что справедливый эффект от экономического богатства имеет вся страна».
Антон Свириденко, исполнительный директор Института экономики роста им. П.А. Столыпина
«А что значит перевернуть [страницу приватизации]? Давайте вспомним и о проблеме советских вкладов, она не меньше волновала население. В целом, пожалуй, надо признать — признать обществом, — что это был не слишком ответственный шаг власти в свое время — заморозить сбережения, еще в советское время. Надо признать приоритет прагматичной, ответственной политики. Экономика вне зависимости от политики, экономика — базис.
Второе — шоковая терапия больше не для нас. Ведь когда мы защищаемся, так сказать, от внешнего давления, мы защищаемся и от шоковой терапии. Не хотим повторения этого опыта, а он пришел именно оттуда.
Что касается баланса справедливости, то, я думаю, когда-то придем к безусловному базовому доходу. К тому же наиболее прибыльные куски государство уже консолидировало — нефтегазовый сектор.
Ну и социальная ответственность компаний. При приватизации было реализовано много объектов общепита, торговли, нежилых помещений — кто сейчас об этом помнит и жалеет? Квартиры — все только за. Вспоминают про крупные предприятия, но они эффективны. А сколько кануло крупных неэффективных — кто про них помнит?
Так что у общества двойственная позиция — давайте помнить, что кое-что было сделано вопреки обещаниям, а где-то и несправедливо, но давайте оставим все как есть, раз это работает. И не надо навязывать мнение, общество само имеет свою позицию».
Евгений Туголуков, акционер и член совета директоров АО «Медскан»
«Тренд уже задан. Итоги приватизации не пересматриваются, однако есть запрос общества на значительное участие бизнесов, особенно сложившихся в 1990-е, в решении социальных задач. Именно уровень вовлеченности и социальной ответственности станет маркером устойчивости активов. В целом это многолетний мировой тренд, благодаря которому страна достигает процветания и благополучия. Без искусства, культуры, спорта, благотворительной помощи невозможно построить здоровый социум».
Свежие комментарии