Интрига...

Жена красила ресницы и вдруг спросила:
- Кисун,  какой сегодня день?

Кисун, которого на работе звали Михаилом Олеговичем, в бане с друзьями Михой, а в качалке Миша-Киборг, с опаской взглянул на жену и тяжело вздохнув, сказал:
- Понедельник.
- Ну не. Ну, кисун. Число какое? - жена открыла рот, чтобы лучше накрасить глаз, связи Михаил никогда не понимал.

- Что-то в районе зарплаты и выплаты кредита. - уныло сказал он.
- Ну кисун, ну, ты чего? - разочаровано протянула супруга. Бровь уже начала недовольно подниматься. - Ну, давай, вспоминай, какая дата?
- Сколько-то там вместе? - растеряно спросил муж и отступил на шаг.

- Нет. - коротко  сказала  жена,  недовольно  раздувая  ноздри. - "Сколько-то там вместе" мы праздновали в Геленджике. Ты упал с детского  батута  и  лежал  пол-отпуска  в  больнице  со с ломанной ногой. - сказала она. - И потом еще дома месяц.
Михаил с ностальгией вспомнил, как тогда целыми днями ел, спал, смотрел телек и чесал длиннющей металлической линейкой под гипсом. Рай просто!

- Давай, вспоминай. - изо всех сил делала спокойный, непринуждённый вид жена, но уже нервно шуровала щеточкой во флаконе.
- Твой День рождения? - неуверенно и с некоторым страхом спросил он.

Жена отбросила тушь и с возмущением посмотрела на мужа одним красивым глазом и одним некрасивым:
- Не, ну ты вообще что ли? Ты что, шутишь? Мой был зимой! Ты же мне тогда еще робот-пылесос подарил, помнишь? Потом, правда, Петрова после двух шампанского пыталась на нем ездить и сломала его.

Михаил вспомнил Петрову, летящую головой в сервант и невольно улыбнулся.

- Ну! - топнула жена ногой. - Какой сегодня  День?
Даты рождения детей с погрешностью два-три дня туда-сюда, Михаил помнил.
- Теще? - спросил он и прижал уши, как заяц.
- Да, ну кисун! Ну, ты чего?! Маме летом. Вспомни, в деревне праздновали, пришлось еще пригласить Кокариху-соседку, иначе бы порчу навела и еще, потому что самогон у неё брали. И потом пустую тару возвращали ей домой на садовой тачке. И вторым рейсом, (чартерным), саму Кокариху. Вспомни, дяде Боре тогда еще ногу строительным степлером прострелили.

Михаил зажмурился:
- Да, было дело.

- У кого сегодня День рождения? - уже с большими нотками раздражения спросила жена.
- Петровой? - несчастным голосом спросил Михаил.
- Пфффф… - разочаровано протянула жена. - Петровой мы праздновали в Турции. Вы с Петровым еще после «олинклюзив» сняли с флагштока отеля их флаг и лебедя из него скрутили. А когда вас турецкая полиция забирала, кричали пожилым немцам у бассейна: «Гитлер капут.» Не помнишь что ли?
- А, да, было такое. - умиротворенно и гордо улыбнулся Михаил.

- Ну, кисун, - как с больным ребенком заговорила жена. - Ну, давай, зайчик, вспоминай!

 

 Она нежно погладила его по голове и медленно, с расстановкой спросила:
- У кого.  День. Рождения. Сегодня.
- Ну, не знаю. Я сдаюсь. Можно звонок другу?
- Сейчас я тебе врежу! - задохнулась от возмущения жена. - Чьи именины? Быстро говори!
- Анжеле Борисовне с твоей работы! - выпалил он и вжал голову в плечи.
- Да ёперный балет… - закатила глаза жена. - Анжеле Борисовне шестьдесят пять праздновали в ноябре. Вспомни, ты меня еще с корпоратива забирал и пытался набить морду начальнику отдела Вазгену Багратовичу.

 

Михаил помнил. У него даже случились какие-то фантомные боли, и он потер скулу.

- Мы с Лилькой еще бегали вокруг вас, разнимали, и Лилька ту жуткую вазу разбила. Вазу, подарочную, на которую мы всем отделом скидывались. Об Порываева, который собственно и в драке-то не участвовал. Но! - обвела  губы  жена  и  чмокнула  свое  отражение.
- Анжела Борисовна, по-моему, даже рада была. Ну, не тому, что Порываеву на "Скорой" увезли. А то, что она осталась без вазы, - начала раскручивать бигуди жена. - она мне по секрету сказала, что еще не знает, кому передарить презент с прошлого Дня рождения. Фотокартину с Серканом Болатом. - расправила локоны жена.
- Лилька на собранные деньги ей тогда заказала. Муж Борисовны не разрешил Серкана вешать. Он подумал,что это Вазген Багратович в молодости.

- А кто такой Серкан? Певец какой-то?  - спросил Михаил и тут же пожалел об этом.
- Певец… -  жена закрыла лицо руками. - Не знать Серкана… - безнадежно вздохнула она, как будто муж спросил, кем Кокарихе приходится Шекспир. - Это же уму непостижимо… Серкан Болат - это Керем Бюрсин!
- А ну, всё сразу встало на свои места. - развел руками, пытаясь пошутить муж.
- Так, ты от ответа-то не уходи! У кого День рождения, я тебя спрашиваю! - ткнула жена расческой в грудь Михаила. - Ну? Кто у нас главный в доме?  А? - хитро прищурилась она.
Лицо Михаила просветлело. И он важно расправил плечи, разулыбался и подняв высоко подбородок, сказал:
- Я?

Жена испепелила Михаила взглядом и куда-то быстро убежала. Потом примчалась обратно.

- Вот! - Трясла она перед носом Михаила ничего не подозревающим, сонным котом. - Барсику, Миша, Бар-си-ку!!!

Она расцеловала пушистую морду, побаюкала хвостатого и с презрением посмотрела на мужа:
- Нашей сдобной булочке сегодня восемь лет! Почти юбилей! А ты! Ни свечечки, ни торта! Ни вкусняшки, ни игрушечки. И я живу с этим черствым и бессердечным человеком столько лет! А не знать Серкана, это вообще выше моего понимания! Какое невежество!

Михаил смотрел на Барсика, который изо всех сил терпел безумные тисканья и в глазах кота читалось:
«Меня-то хоть насильно сюда в детстве принесли, а ты-то, ты! Взрослым лбом добровольно на это подписался...  дебил...»

Но вслух сказал только сдавленное «Мя…»